Юрий Пустовгаров: «Почему руководство КВЗ убивало экономику завода? До сих пор нет ответа»
04.03.2019
К 2018 году КВЗ подошел в состоянии фактического банкротства, кредитов никто не давал, и несколько раз даже нечем было платить за энергетику. И одновременно по отчетности все было нормально, а топы начисляли себе миллионные бонусы. О том, как гордость республики — Казанский вертолетный — дошел до такого положения и есть ли на что надеяться его работникам, в интервью «БИЗНЕС Online» рассказал возглавивший завод год назад управляющий директор КВЗ Юрий Пустовгаров.
«Полный отрыв от действительности»
— Коллектив разбегается, профессионалов увольняют, действия руководства неадекватны, заказы у предприятия отбирают… Юрий Леонидович, именно такие слухи ходят о КВЗ. Что скажете?
— Конечно, это не так — слухи порождены недостатком информации… Мне не очень-то хочется говорить о «прежних делах», но в последние недели в соцсетях началась настоящая атака на завод, а точнее, на новое руководство. Так что сидеть и молча наблюдать не имею возможности.
Самое главное, что хочу сказать: мы разобрались с ситуацией, знаем, что делать дальше, и настроение у нас оптимистичное. Хотя, казалось бы, экономика предприятия поводов для этого пока не дает.
В 2017 году КВЗ реализовал продукции на 20 миллиардов 957 миллионов рублей, в 2018-м — на 21 миллиард 435 миллионов, то есть объем выручки чуть вырос. При этом убыток — 2 миллиарда 333 миллиона. Из них 600 миллионов — резервы на будущее, сделанные по ряду причин. То есть фактический финансовый результат — убыток в 1 миллиард 769 миллионов рублей, и он намного меньше, чем в 2016-2017 годах.
— А тогда отчитывались о чистой прибыли…
— Никакого подлога, ничего противозаконного — просто одна из изюминок бухгалтерии КВЗ. В 2016 году разрешенными бухгалтерскими методами восстановили резервы прошлых лет. В 2017-м взяли все нематериальные активы на создание «Ансата» за 10 лет и отчитались о чистой прибыли. Но если в 2016 году была хотя и небольшая, но операционная прибыль, то в 2017-м — впервые в истории КВЗ — результат стал отрицательным. То есть впервые рентабельность продукции завода оказалась убыточной. Кстати, в 2018 году операционная прибыль была положительная.
— Для чего понадобился такой витиеватый учет?
— Видимо, было желание протянуть какое-то время. Но, наоборот, получили ускорение проблем. Вместо того чтобы уже в 2016 году перейти на режим экономии, завод, как бы ориентируясь на будущие положительные показатели и вопреки установкам «Вертолетов России», продолжал жить так, будто реализация не 20, а 46 миллиардов, будто не убыток в миллиарды, а прибыль миллиардов в 10. Затраты и расходы разогнали до такой степени, будто продолжали жить в золотом веке. А поскольку денег на это не было, брали кредиты и к 2018 году подошли в состоянии фактического банкротства. У нас займов и кредитов на 31 миллиард! Только процентов надо платить 2,5 миллиарда в год. На складах «железа» с просроченным сроком хранения — на 5 миллиардов: оно было куплено на индийский и прочие несуществующие контракты. А вообще запасов на складах — на 12 миллиардов.
Что особенно непонятно, за эти «результаты» топ-менеджерам, то есть себе, выплатили десятки миллионов рублей премий. На встрече с коллективом мне задали вопрос: «Где наша 13-я зарплата за 2018-й?» Она осталась в 2016-2017 годах, ведь источник 13-й зарплаты — прибыль. Но мы все-таки выплатили каждому, за исключением руководителей, по 7 тысяч. Да, в 2017-м это было 34 тысячи, но для понимания скажу: тогда заводу для коллектива в 5200 человек 13-я зарплата обошлась в 230 миллионов рублей, а топам в 13-ю заплатили 37 миллионов. Это вам для размышления на тему того, кто чего зачем и как. На заводе было две группы топов: 6 человек с неадекватной зарплатой, 6 — со сверхнеадекватной. Сегодня все творцы «чуда» ушли, а зарплаты топов уронили в 3-5 раз, они теперь находятся на уровне зарплат топ-менеджеров аналогичных предприятий — других вертолетных заводов, КАЗа, КМПО. И никаких выплат, потому что результата нет.
Проверка, проведенная «Ростехом» в декабре 2018 года, подтвердила все наши выводы — это отражено в соответствующем акте. В январе на заседании правления госкорпорации поставлены задачи по наведению порядка на заводе, среди них — частичный возврат средств, полученных руководством…
До сих пор не могу ответить себе на вопрос: почему руководство КВЗ, взращенное здесь, кровь от крови коллектива, убивало экономику завода? Не думаю, что оно делало это умышленно — скорее в условиях изменившейся ситуации на рынке просто компетенций не хватило. То есть полный отрыв от действительности и… надежда на мифический индийский контракт, который мог дать 15-20 миллиардов прибыли и, как полагали, однозначно бы все списал. Видя отчетные показатели, руководство «Вертолетов России» тоже смотрело на нас естественным образом: раз прибыль есть, все нормально. Подчеркну: экономику нам формировали не москвичи, не улан-удэнцы — мы все сделали своими руками…
Словом, главное достижение 2018 года в том, что мы удержали экономику завода.
— За счет чего?
— Мы вместе с управляющей компанией разработали антикризисную программу. На 1,8 миллиарда снизили накладные и управленческие расходы и на 5,7 миллиарда остановили траты на ненужные сегодня стройки и инвестпроекты, связанные с переездом из Кировского района второй заводской площадки (земля будет реализовываться по правилам «Ростеха» как площадка для строительства жилья в рамках генплана Казани — прим. ред.), — все удалось разместить на существующих площадях. Слава богу, ушли оттуда — миллионов на 200 затрат меньше. Далее. В управлении немало лишних структур. К примеру, я московское представительство закрыл: там сидела куча народа, получала черт знает какую зарплату, а зачем это нужно? Сегодня два человека в Москве справляются без всяких Mercedes и микроавтобусов. Скромнее надо быть. Вот сейчас половину «подзадных» авто продаем.
В планах на 2019 год — снижение всех расходов на 4,2 миллиарда. А в целом наша задача — подвести завод к ситуации, когда уровень накладных расходов соответствовал бы уровню накладных расходов, необходимых для производства вертолетов. Взять военную приемку: она считает накладные расходы, которые касаются только вертолетов, при этом фактические расходы гораздо больше. Вопрос: а зачем они больше? Ведь нам достаточно тех накладных, которые участвуют в строительстве вертолета…
Несмотря на эту экономию, сделали все, что было законтрактовано, — 52 вертолета, ничего не сорвали. Более того, подняли два долгостроя — Ми-38Т (и, забегая вперед, скажу: эта тема сразу понеслась вперед) и модернизированный «Ансат» (прототип ПТ5), который сейчас летает программу испытаний…
Мы поменяли отношения с заказчиками и беремся за все — ни от чего не отказываемся. В итоге 2019 год у нас «упакован». Загрузка — в полтора раза больше, чем в 2018-м. Видим около 30 миллиардов выручки и прибыль. Это 80-100 вертолетов (против 52 в 2018-м). Точное количество зависит от того, как будет упакована программа строительства вертолетов для Национальной службы санитарной авиации (НССА) — в два года (как хотели) или в три. Это глобальный проект, есть уверенность, что он пойдет.
В прошлом году мы с коллегами из холдинга сильно поработали с госзаказчиками. Кризис продаж в мире напрямую касается и нас: на сегодня наш главный заказчик — государство… через лизинг, субсидирование либо напрямую. По санитарным «Ансатам» и Ми-8 с медицинским модулем это Государственная транспортная лизинговая компания (ГТЛК) — единственный на сегодня заказчик, который платит реальные деньги и платит вперед. И мне приятно читать новости о том, что казанские машины спасают людей. Причем доктора пишут, что, если бы не вертолет, ни в жизнь бы этого человека не спасли.
Кстати, слова благодарности президенту Татарстана. Все истории по нашей экономике он прекрасно знает (еще бы не знать, если по налогам в региональный бюджет мы упали в 9 раз). Куда бы он ни ездил, с кем бы ни встречался… уже было несколько случаев, когда Рустам Нургалиевич звонит: «Я договорился, чтобы наши вертолеты купили». Так несколько «Ансатов» и «восьмерок» продали.
«Это будет бестселлер»
— Сколько в прошлом году сделали «Ансатов»?
— 16. В этом должны построить не менее 40. В обозримом будущем эта цифра уменьшаться не будет.
— А Ми-8/17?
— С «восьмеркой» у нас абсолютное попадание в цель: на этот год — 38 штук, заказы продолжают идти. Сейчас много говорят о том, что нужен Ми-8 модернизированный, со стеклянной кабиной и прочим (и ряд эксплуатантов действительно диктует такие требования), но у нас очередь за простой зеленой машиной! Потому что, когда денег нет, не до жиру — требуется просто надежное выполнение функций. А с точки зрения возможностей и одновременно неприхотливости и дешевизны лучше «восьмерки» ничего нет. Сейчас ведем переговоры с одной из стран, которая хотела купить дорогие тяжелые машины, но переформатировалась на наши Ми-17. Задумайтесь: сегодня в мире 90 процентов бизнесов убыточны. Плохая ситуация! Как перед Второй мировой. Грядет изменение миропорядка. Дай бог, чтобы без заварушек… Не знаю, что по Ми-8 будет в 2020 году, но с десяток уже набирается.
— Об индийском контракте на 48 Ми-17В-5 можно забыть?
— Нет! На фоне наведенного порядка в экономике завода (а мы это сделаем) он будет нашим приятным бонусом. Обязательно будет!
— Когда сделаете первый серийный невоенный Ми-38?
— На МАКСе-2019 покажем.
— Сколько стоит Ми-38?
— Больше, чем пять «Ансатов». Выгодная для завода вещь. При этом мы видим, что надо провести ряд мероприятий по доведению вертолета до характеристик, которые заложены в проекте. Тогда это будет бестселлер! Этот вертолет ответит на все вопросы. Ми-38 — загрузка завода в 20-е годы и продолжение его истории в 30-е. Мы с «Вертолетами России» сошлись в оценке, что до 2030-го будет заказано примерно 200 машин. На 2019-2021 годы уже есть твердый заказ на 21 Ми-38, половина из них — для госструктур. После того как первую машину показали министру обороны во время его недавнего визита в Казань, сразу получили запрос на новые поставки.
Сейчас вопрос для завода: как столько сделать? Ми-38 в таких количествах мы не строили, «Ансат» — тоже. Потоком шли только «восьмерки», производство к этому привыкло. Сейчас ситуация поменялась. И слава богу! Ведь теперь мы отличаемся от других российских вертолетных заводов тем, что присутствуем в трех рыночных нишах — легкого, среднего и почти тяжелого (Ми-38 находится между средним Ми-8 и тяжелым Ми-26 — прим. ред.) вертолетов. И у каждого из этих типов по четыре техоблика.
— По нашим данным, НССА вы продаете вертолеты по 199,9 миллиона рублей с НДС. Утверждают, что для КВЗ это убыточная цена…
— Мы не продаем вертолеты в убыток. По плану этого года есть две цены на большие партии «Ансатов», они отличаются только ценой медицинского модуля, который мы покупаем у Казанского агрегатного завода. ГТЛК берет вертолет с модулем, НССА — без него. Дело в том, что НССА родилась из питерской компании аналогичной направленности «Хелидрайв». Она всегда летала на иномарках без медмодуля, просто с набором оборудования на борту. Схема такая: врачи прилетают, цепляют оборудование к пациенту, кладут его в вертолет, фиксируют, оборудование вешают на стену и… полетели. Это технология «золотого часа»: забираем человека и быстро довозим до места, где его спасают. А с модулем человека реально реанимировать, как в палате, можно везти далеко… Да, у НССА есть вопрос по сертификации именно медицинского варианта вертолета, но это ее проблема. Она заказала определенную конфигурацию вертолета, и мы его продаем. Кстати, по закону, если медоборудование покупается отдельно от вертолета, оно не облагается НДС.
Так вот, конечно, «Ансат» нам не в убыток, но, если запихнуть в него все наши накладные, естественно, станет убыточным. Но по этой логике, если мы ведро сделали на КВЗ, в его цену надо вложить 1200 процентов накладных. Почему? Его же делали 5 человек. Для чего в цену зарплату еще 12 людей закладывать? Это дискуссионная вещь, но мы считаем так. И представьте: если бы не было в плане этих 40-60 вертолетов, накладные остались бы теми же самыми, реализация была бы меньше, а убытков оказалось бы гораздо больше, мы были бы вынуждены уходить на четырехдневку.
Но по «Ансату» куча вопросов и помимо накладных. Во времена большой дружбы с Европой и Америкой, в его техоблик чего только не напихали. Например, табло с надписью «выход»: всего-то пластиковая коробка, аккумулятор, диодные лампочки, весит 100 граммов, но покупают в США за 2220 долларов, в вертолете таких три. В ближайшее время перейдем на собственные, в 10 раз дешевле. Кстати, эту тему я впервые в соцсетях поймал, так что спасибо!.. Каждое кресло (а их в вертолете 7-9) покупаем в Европе по цене под миллион рублей. Давным-давно можно было организовать изготовление и сертификацию в России. И такого много. А самое главное, что от всего этого так просто не избавишься — занесено в сертификат типа.
Словом, работать есть над чем. Разве у нас лин-процесс отлажен? Нет! К слову, надо перестраивать ряд производств, чтобы напрасно не бегать из одного угла цеха в другой. Так что резервы есть.
В общем, да, для завода сверхприбыли в медицинских «Ансатах» нет, но учитывайте, что дело это государево, как и военная тема, где особой прибыли тоже нет.
«Не вижу смысла покупать «Еврокоптер» или «Белл»
— Что показал тур «Ансата» по Юго-Восточной Азии?
— Мы довольны. Во-первых, мы уверились в том, что «Ансат» потенциально конкурентоспособен, но его надо доводить, устранять детские болезни. Поймали пару вопросов, по которым ввели изменения в конструкцию для жарких стран. Технарям и конструкторам надо бежать быстрее продавцов и производства. В этом году вышеупомянутый ПТ-5 летает сертификацию Росавиации, но в перспективе мы видим и сертификацию ЕАСА… Во-вторых, мы увидели, что только в странах, по которым проходил тур, можно реализовать вертолетов 70 (и коллеги из холдинга провели внушительную переговорную работу), при этом цена на экспорт получше, чем в России… В-третьих, мы поняли, что об «Ансате» за границей вообще никто не знает. Его надо везде показывать. В этом году повезем его на Ле-Бурже и в Латинскую Америку. Демонстрация вживую сразу дает эффект. Когда показали крайний салонный «Ансат», сразу четыре VIP-вертолета заказали. Недавно один из обеспеченных людей, владелец бизнеса, осмотрел такой салон, послушал, какие нововведения будут в ближайшее время, и сказал: «Не вижу смысла покупать „Еврокоптер“ или „Белл“». И мы договорились, что сделаем ему машину.
— Правильно ли понимать, что будут выпускаться оба варианта «Ансата» — нынешний и тот, что получится из ПТ-5?
— ПТ-5 — это своего рода демонстратор технологий: на нем мы испытываем агрегаты, системы и конструкторские решения, которые хотим внедрить на серийных машинах, поэтому проводить разграничение на «варианты» не совсем корректно — это комплексная работа по доведению «Ансата» до необходимых требований.
— Насколько известно, ведущие мировые вертолетостроители уже отошли от трудоемкой системы сертификации с несколькими прототипами, сотнями и тысячами полетов — все делают в цифре…
— У нас свои методология, законодательство: надо разрушить несколько экземпляров, отдельно испытать балки, отдельно — лопасти, отдельно — на температуру, плюс много всего остального. И хотя «Ансат» и его оснастка спроектированы в цифре, методологии цифровых испытаний нет. Что значит испытать вертолет в цифре? Эмпирическим путем снимаются характеристики с нескольких экземпляров, эта информация закладывается в программу, и уже все последующее с ней сравнивается. Чтобы так делать, надо провести громадную работу, и она ведется — генеральный директор «Вертолетов России» Андрей Богинский отводит цифровизации производства особое место в планах холдинга. Мы понимаем, что к этому надо стремиться. Кстати, министерство обороны — одна из тех структур, которая говорит: действуйте, мы готовы к таким вещам подойти. Но пока производство и наука не способны к тому, до чего психологически дозрел потребитель. Такая работа стóит сотни миллионов — в этом весь вопрос.
— От НССА еще заказы будут?
— Думаю, да. Это ведь огромная программа. Ее основные деньги пойдут на создание по всей стране инфраструктуры — более 130 вертолетодромов. Программа потому и стартует так тяжело в смысле закачивания в нее денег — она глобальная. Но все решения уже приняты, документы подписаны. А для КВЗ появление вертодромов означает еще и спрос на Ми-38 и Ми-8. Там, где нет аэропортов, они вполне способны заменить самолеты малой размерности, на сегодня изношенные. К нам уже приезжали люди, которым Ми-38 очень нравится и у которых есть деньги. Они ждут не дождутся. А что! Скорость — 300 километров в час, дальность — под 900 километров без дополнительных баков внутри, малошумный, 30 посадочных мест — как в самолете, причем не скамейки, а настоящие кресла, туалет есть, место для стюарда. У нас такой салон прорисован. И один из твердых заказов — как раз на 30-местный вертолет.
— Но ведь вертолет намного дороже в эксплуатации, чем самолет…
— Наверное, если уже есть нормальный аэродром, то дороже, а если его только надо строить, то резонно задуматься о вертолете.
— Вы заключили контракты на «Ансаты» и с китайскими компаниями. Когда начнутся поставки?
— Идет процесс валидации «Ансата» по китайским авиационным правилам. Есть замечания, но большую часть пути прошли. Хотелось бы быстрее, однако в любой стране сертифицирующие органы семь раз отмерят и один раз отрежут.
— Есть ли движение по теме Ми-14?
— Речь идет о глубокой модернизации машины. В бюджете запланированы деньги, но пока идет борьба за их объем: цифра известна, однако надо чуть больше. Вероятно, этот вопрос еще будет долго решаться.
Что будет с конструкторским бюро КВЗ и кого из заводчан выдвигают на героя России
— Что на КВЗ происходит с зарплатой?
— В 2017 году она была 44 тысячи 53 рубля, в 2018-м — 45 тысяч 349 рублей. Сейчас адресно будем работать по высококвалифицированным работникам — хотим повысить им зарплаты больше, чем в целом по заводу. Кроме того, будем финансово удерживать конструкторов, узких специалистов. План на 2019 год — дойти до 50 тысяч или чуть выше.
Хотим, чтобы средняя граница возраста руководителей производства не превышала 40 лет, чтобы ключевые позиции на заводе заняла молодежь, и мы ее «тащим». В этом году обязательно 30-40 специалистов «разгоним» по мировым выставкам — чтобы смотрели, руками трогали: это не только наша инициатива, но и установка в масштабах холдинга. Вообще, уровень завода определяется не менеджментом и оборудованием, а уровнем инженерно-технических специалистов 1-й, 2-й, 3-й категорий, все остальное — приложение к этому. И средний уровень специалистов КВЗ хорош — спасибо кадровикам.
— Тогда тем более вызывает удивление увольнение технического директора КВЗ Игоря Бугакова. Да, ему изрядно за 40, но есть мнение, что именно он тянул на себе программу «Ансат»…
— У меня к таким людям большущее уважение, об Игоре Сергеевиче могу сказать только хорошее. Они вопреки экономической ситуации тянули тему «Ансата», отчасти Ми-38, чего не скажешь об управленцах, экономистах и финансистах. Бугаков как первый замгендиректора по техническим и инженерно-конструкторским делам вообще все тянул на себе, а причиной оставления им должности стало невыполнение конкретных вещей на уровне холдинга. Условно говоря, он и главный конструктор «Ансата» Антон Бушуев, который тоже лишился должности, сорвали на год работы по вертолету. Хотя, на мой взгляд, они в этом виноваты так же, как целый ряд других руководителей.
Под Бугакова немедленно была создана не просто другая должность — новая структура, именно его по задачам — инженерный центр КВЗ. Он освобождался от текучки и производства и должен был начать выстраивать опытное производство. Но Бугаков сказал: «Я настолько устал, что пока отдохну». Бушуев же сегодня прекрасно работает заместителем технического директора.
Кстати, мы выдвигаем создателей «Ансата» на госпремию России, а одного из летчиков-испытателей, давших ему жизнь, — на звание «Герой Российской Федерации».
— Когда говорят о создании вертолетов, всегда упоминают только о конструкторских бюро Миля и Камова, а вот ОКБ КВЗ, создавшего «Ансат», словно бы и не существует. Вам не кажется, что это несправедливо? И что вообще происходит с казанским бюро?
— Действительно, конструкторскому бюро Миля мы за Ми-38 и кое-какие ОКРы по Ми-8 платим в любой ситуации, а вот свое КБ забыли. Почему? Потому что свое десятым стоит в приоритетах. Сегодня ОКБ — это всего лишь одно из структурных подразделений завода. Да, внутри заводского бюджета теоретически утвержден и бюджет бюро, но, когда кончились реальные деньги, оно начало финансироваться по остаточному принципу. В последние годы несколько раз за энергетику платить было нечем, какое тут бюро?! Кредита уже никто не давал, и, если бы не «Вертолеты России», которые подкрепили нас гарантиями холдинга, это был бы технический дефолт. Так вот с бюро случилось то, что должно было случиться: произошел разрыв примерно в 1 миллиард рублей между реальными потребностями КБ, в частности для доведения «Ансата», и фактической ситуацией. Естественно, все встало. Под разные темы было запланировано три летающих прототипа. Середина 2018 года — ни один не поднялся. Но сегодня все летают — что можно было вручную сделать, сделали. Но бесконечно так продолжаться не может.
В 2019 году холдинг закончит создание центра вертолетостроения России. В него войдут великие бюро Миля, Камова и ОКБ КВЗ как равноправное конструкторское бюро. Такая интеграция очень правильна: например, лучшие прочнисты — у Миля, лучшие лопастники — у Камова, это все складывается. Во главе — генеральный конструктор холдинга, назначаемый указом президента. Бюджетирование и программы по опытным вертолетам упакованы в иерархию холдинга, потому что у заводов денег на это нет.
Это очень хорошая история для КВЗ, у которого тоже нет денег на разработку «Ансата». Что мы получим? Бюро, конечно, никуда от нас не уедет, но мы создадим для него на КВЗ новую инфраструктуру. Принципиально важно назначение для него независимого от состояния КВЗ бюджета. И, что бы ни говорили, у нас пока нет уровня московских бюро с их школой. Наше КБ надо довести до уровня этих бюро, сейчас мы на половине пути. Кстати, средняя зарплата в нашем КБ — 71 тысяча рублей (в прошлом году — 60 тысяч), а в московских — 100 тысяч. И мы должны к этим 100 идти, но не просто раздать, а подтащить: кого-то за руки, кого-то пинками, а кого-то с рынка взять придется.
14 февраля генеральный директор «Вертолетов России» утвердил «дорожную карту» из 10 пунктов, в соответствии с ней, к концу 2019 года ОКБ КВЗ будет доведено по идеологии до уровня «Миля» и «Камова». Также утверждена новая структура КБ, в котором впервые организовывается опытное производство, что очень важно. Сейчас идет подбор руководителя всего проекта «КБ КВЗ». Чтобы решить такую задачу, нужен настоящий лидер, и скоро он будет.
— ОКБ станет самостоятельным юридическим лицом?
— Пока решаем. Но руководитель КБ будет замом управляющего директора КВЗ. Если коротко: я бы хотел, чтобы, оставаясь на КВЗ, наше КБ стало самостоятельным. И не просто КБ по «Ансату», а, например, КБ «Гражданские вертолеты» холдинга «Вертолеты России». Все-таки Миль и Камов — это военная тематика, и если уж нам лезть куда-то, то надо замахиваться на максимум.
«Я уйду с завода, когда у меня контракт закончится, но…»
— Вы говорили о необходимости глобальной реформы управления предприятием в целом. В чем она заключается?
— Есть три принципа управления. Первый — ручное управление со стороны руководителя и дальше по цепочке. Второй — делегирование полномочий подобранной команде. Третий — создание системы управления. Мы в некоторых вопросах застряли между первым и вторым, в некоторых подходим к третьему.
Не может ни один руководитель вручную управлять такой большой системой, как авиазавод, но 2018 год пришелся на ручной этап — перенастраивать же все надо было. Сейчас вновь делегируем полномочия новой команде. Но в вопросах планирования, снабжения, создания новой техники, техперевооружения, всего, что связано с деньгами, необходима именно система. К примеру, снабжение на КВЗ полностью убито. Надо собирать законтрактованный, стопроцентно предоплаченный вертолет, а выясняется, что не заказали комплектующие! Просто не заказали!!! А мы ведь не видим этого. Спрашиваем: «Заказали?» Отвечают: «Да». А сразу проверить невозможно.
Моя задача — создать такую систему производства, чтобы она действовала независимо ни от какого человека, а еще такую систему соцлифтов, при которой каждый работник бы понимал: если он будет пахать, то она вынесет на другой уровень. Я уйду с завода, когда у меня контракт закончится, но меня интересует, чтобы начатая нами история продолжалась. Кстати, на КумАПП результат 2018 года — 11,3 миллиарда реализации и 3 миллиарда прибыли. Это результат работы 2016 и 2017 годов. А в Казани ситуация — в проекте — лучше: у Кумертау нет твердой загрузки, а у нас есть…
Плюс переформатирование всех других направлений жизни завода. Сегодня внешне это выглядит так, будто я прекратил действие целого ряда программ. На самом деле нет. Например, детский отдых. Знаете что было? Завод тратил на летний лагерь 46 миллионов рублей, причем только 12 миллионов из них — на путевки: остальное шло на аренду лагеря у частных лиц, его ремонт и содержание. Да, понимаю, там не одно поколение выросло. Но был бы этот лагерь заводской! Но ведь нет — принадлежит частным лицам, кстати, не очень далеким от завода. Задал профсоюзу вопрос: вы с таким положением согласны? Нет. Поэтому сегодня мы договорились с лучшим санаторием в округе — «Васильевским». Вместо 46 миллионов — 23 миллиона. Путевка, за которую мы раньше платили 18 тысяч, теперь обойдется нам в 31 тысячу, но за них для наших детей будут не деревянные бараки, а бассейн, физиотерапия, лечебный массаж и так далее. Тот лагерь — 200 мест, теперь — до 600. Правильное переформатирование? Правильное.
Дальше — фитнес. Здесь, согласен, отменил субсидирование, не совсем посчитав. Думал: почему это всего 500-600 человек получают общезаводские субсидии? Сначала хотели на заводе зал сделать, но в итоге поняли, что не потянем, и вернулись назад — будем субсидировать. Я сам фанат этого дела, и сейчас к договорам с 12 фитнес-центрами добавим кинезиотерапию: кто не хочет качаться, пусть опорно-двигательный аппарат поправляет. Словом, возвращаем программу, но в большем объеме.
Еще тема — питание. Запущен проект передачи общепита на аутсорсинг. Конкурс выиграла казанская фирма, которая кормит ряд предприятий, — ООО «Вкус». Сегодня обедать ходят всего 2 тысячи из 5,4 тысячи работников, получается, остальные субсидируют этих людей. Будем вводить систему персонального субсидирования каждого, кто пойдет обедать. Надеемся, что вместо двух тысяч пойдут четыре. Очень не хотим, чтобы у нас качество упало, иначе такой получим «резонанс»…
Поликлиника. В прошлом году мы заплатили по ОМС 166 миллионов рублей, и 14 миллионов — горбольнице № 2 за услуги, которые мы должны получить бесплатно по тому же ОМС, 38 человек из поликлиники у нас зарплату получали. Дело в том, что прямо на КВЗ принимают несколько их узких специалистов. Для заводчан, конечно, удобно, но это услуги, которые мы должны получать бесплатно. К тому же здесь почему-то оказывали некоторые услуги, не имея на это сертификата. Не дай бог что бы случилось, это была бы тюрьма. Сегодня договорились с поликлиникой горбольницы № 16. Все положенные по ОМС услуги она берется оказывать нам на заводе. Мы получаем экономию, а люди — прежнюю медпомощь на заводе, плюс более высокотехнологичную медпомощь непосредственно в 16-й больнице. Это сделаем к концу марта… Оставляем и дополнительное медицинское страхование: если кому нужна операция, сложный анализ, дорогое лечение — это все открыто. Думаю, 12 миллионов рублей нам хватит, а раньше до 30 миллионов брали. Очень много дополнительных медицинских услуг было у топов, к примеру, на стоматологию. Но, наверное, на свою зарплату топ может это сделать в другом месте. Или поездка на лечение за границу. Езжай, но не за счет завода — у тебя зарплата хорошая. Я когда это дело увидел, очень удивился. А мне говорят: «Руководители тоже люди». Да, но с такой зарплатой еще и помощь получать на лечение… Вам не кажется, что это не очень справедливо?
Или жилищная программа. В 2007-2016 годах по соципотеке улучшили жилищные условия 260 человек. Ежегодно завод тратил на это около 60 миллионов, и получалось, что 1 миллион решал проблему одного человека. Но есть другая программа, ростеховская, с двумя направлениями: первый взнос и субсидирование процентов по ипотеке. В первом случае 1 миллион решает проблему уже двоих, а во втором — десятерых. То есть эффективности больше. Мы в бюджет 2019 года заложили средства на помощь примерно 30 работникам. И я уверен, что больше людей надо пускать в ростеховскую программу.
«Нам всем казалось, что Казань — это нечто запредельное…»
— Тем не менее утверждают, что народ с КВЗ бежит…
— В 2018 году по собственному желанию ушли 452 человека, в связи с истечением срока трудового договора — 61. В 2017-м — 573 и 69. Ушли руководители верхнего звена. При этом ни один из них не может что-то плохое мне в глаза сказать: что положено — отдал, некоторые получили по две-три годовые зарплаты. Из руководителей и управленцев ушли те, кто не смог работать в новом формате. Это естественный процесс. К примеру, в прошлом году было такое, что счет шел на часы. Нам повезло, что в четвертом квартале была летная погода. Летчики пахали как черти, все получили адекватную оценку. Если бы мы не применили не всем нравящиеся методы, у нас было бы не 52 вертолета, а 36. Это была бы катастрофа! У нас и сейчас проблемы есть — несколько ключевых заказов, по которым мы в ближайшее время должны сделать Ми-17 и Ми-38. Жесткие сроки, жесткие задачи, на самом высоком уровне. Но, уверен, справимся.
— С авансированием проблемы есть?
— Они есть всегда, потому и в долгах перед банками. ГТЛК заплатила все авансы за 2019-й, частично — за 2020 год. У Минобороны все жестко: записано платить тогда-то, значит, тогда-то. Авиакомпании, которые стоят в очереди за «восьмеркой», все платят авансы, немного, но 30-40 процентов без вопросов.
Политические проекты, та же НССА, там сложнее. Но для завода проблем нет. На 2019 год нам удалось добиться того, что, если в план попадает какой-либо крупный контракт, «Вертолеты России» контрактуют нас, а проблемы на внешнем контуре берут на себя. Сегодня у нас из 100 плановых вертолетов на 100 вопросы финансирования оформлены. Да, на часть из них денег нет, но, по крайней мере, все известно. По НССА — жесткий контракт с «Вертолетами России», для его выполнения мы провели среди банков конкурс, кто нас будет кредитовать, — выиграл Сбербанк. По другим контрактам под эгидой «Ростеха» — договоры комиссии с «Вертолетами России». И история 2018 года показывает, что без управляющей компании мы бы не имели оборотки: «Вертолеты России» ой как выручили. Они и собирают со всех заводов для таких перетоков: сегодня мы живем за счет Ростова, Арсеньева, а в 2014-м кто-то жил за счет нашей прибыли, которую получала в качестве дивидендов управляющая компания.
Бюджет, который собирает по всей пирамиде холдинга управляющая компания или ростеховский фонд инвестиционного развития (на его деньги мы сейчас делаем Ми-38, который покажем на МАКСе-2019), работает на будущее, надо только правильно по регламентам «Ростеха» или «Вертолетов России» заявиться. К сожалению, Ми-38 и «Ансат» в 2016-2017 годах шли за счет средств КВЗ, потому что всех убеждали, что деньги есть… Без прибыли у нас нет источника для инвестиций, однако инвестплан на три года составлен: на 2019-й — 3 миллиарда 718 миллионов, на 2020-й — 3 миллиарда 251 миллион, на 2021-й — 5 миллиардов 651 миллион. Это инвестпрограмма «Вертолетов России» конкретно по КВЗ. В частности, в 2019 году мы получили решение о создании в Казани центра компетенций по композитным лопастям для вертолетов всех типов, как это сделано у «Эйрбаса». Спасибо, что активную позицию в этом вопросе заняло руководство Татарстана.
— Зато, говорят, едва ли не треть работы по «Ансату» отдают Кумертау…
— Нет. Мы ему отдаем и все не можем отдать ту работу, которую на второй площадке делали и которая нам невыгодна. И то этот вопрос мы стали рассматривать, только когда увидели, что у нас вместо 16 «Ансатов» выходит 62. И отдаем только тяжелые процессы типа мокрой выкладки, которыми в Кумертау владеют, но недозагружены.
Еще в тему. Для Ми-38 нет цифровой оснастки — пользуемся той, что сделана для опытных экземпляров. Это неправильно — как в прошлом веке. Надо немедленно делать оснастку. Это 10 тысяч шифров общей трудоемкостью в 200 тысяч часов проектирования и 300 тысяч нормо-часов изготовления. Все это расписали между пятью заводами, и мы очень даже не против того, что, если ты сделал цифровую оснастку, изготавливай и соответствующий «кусок» вертолета и отдавай нам. Поверьте — выгодно!
Пусть никто не беспокоится — мы работников не сокращаем. Если план будем выполнять, загрузка увеличится в полтора раза. Где я столько людей возьму? Нигде… И раздача компетенций, когда резиновые баки отдают в Барнаул, остекление — в Улан-Удэ, лопасти — в Казань, нормали — в Ростов и так далее, это правильно: надо уходить от «колхозов» с полным циклом за одним забором. Мы, как во всем мире, должны собирать вертолеты, убрав все процессы, которые в этом не участвуют, например общепит. Зарплата стоит меньше, чем инфраструктура. От нее и такие накладные. От всего, что тянет накладные, надо избавляться.
— Наконец, крайний вопрос: почему все-таки разгребать все это прислали именно вас? Спустя год в Казани… появился ответ?
— Нет. На тот момент результатов на КумАПП у меня не было, истинной ситуации в экономике КВЗ я не знал: нам всем казалось, что Казань — это нечто запредельное… Видимо, выбрали потому, что в Татарстане меня уже знали — с 2006 года с республикой общаюсь, по возрасту подходящий…
И еще. Я не собираюсь быть для всех хорошим, моя задача другая — элементарный порядок навести, настроить экономику завода так, чтобы была база для роста, потолкаться на рынке и занять там место пошире. И мы это сделаем — точно говорю.
Теги записи: Казанский вертолетный завод», Ми-14
